ДУШИ КРИНИЦА

Первые свои строки я зарифмовал в 10 лет в больнице, куда я попал с аппендицитом. Не помню уже, что меня на это подвигло, но порыв был настолько силен, что я, за неимением карандаша, просто руками вырывал из подвернувшейся под руку газеты буковки и слюной приклеивал их в нужном порядке к бумаге. Увы, сей шедевр для … Читать далее

Души криница

Это мои поэтические опыты, собрал то, что удалось вспомнить и восстановить. Многое по разным причинам потерялось. Надеюсь, что в дальнейшем копилка будет пополняться.

Первые свои строки я зарифмовал в 10 лет в больнице, куда я попал с аппендицитом. Не помню уже, что меня на это подвигло, но порыв был настолько силен, что я, за неимением  карандаша, просто руками вырывал из подвернувшейся под руку газеты буковки и слюной приклеивал их в нужном порядке к бумаге. Увы, сей шедевр для истории не сохранился и я даже не запомнил, о чем было написано.
Желание рифмовать строчки вернулось только через шесть лет, когда я уже был студентом строительного техникума. Теперь уже у меня под подушкой всегда лежал томик Есенина в мягком переплете, и, скорее всего, эти чтения  и вдохновил меня на то, что я почти каждый вечер выдавал по «стихотворению», которых вскоре накопилась целая тетрадка.
И вот однажды в нашем учебном заведении  в рамках какой-то своей программы выступили два гостя, два поэта из Киева. Один из них писал на языке, другой на мове. В конце выступления было предложено тем, кому есть что показать по части поэзии, подъехать к ним в гостиницу.
И я поехал. Разумеется, к русскоязычному, так как на родном украинском у меня было только одно стихотворение.
Тот почитал, помялся и корректно объяснил мне, что рифмовать  строчки  и писать стихи — не всегда одно и то же. Озадаченный, я попрощался и вышел на улицу и решил зайти перекусить  в соседнюю столовую, где нос к носу столкнулся с другим поэтом. Сели за один столик, и я все же показал ему продукт своего творчества.

Ген, на рідній Україні
Ходять хмари сині-сині
Повесні.
Як впадуть ранкові роси,
Сонце кине промінь косий.
Вдалині, на зеленому узліссі
Шелестять берези листям
В ранній час.
Десь у полі пісня ллється…
І щасливо засміється
Серце враз.

Вы будете смеяться, но он меня похвалил. Теперь-то, с высоты нажитого опыта и прожитых лет, я и сам понимаю, что это единственное тогда, написанное на родном языке стихотворение, еще могло претендовать на право называться поэзией.
Хоть я и отнесся к словам русскоязычного поэта с присущей юности снисходительностью, зерно сомнения в мою душу было брошено, и я принялся за учебу. Старался читать не только стихи признанных поэтов, но и всякие аннотации и критические статьи. Ну и, опираясь на новые знания, продолжал писать сам. Теперь уже по-другому, по многу раз переделывая написанное. Получались большей частью грустные, а местами очень грустные стихи. Наверное, настроение было таким, что хотелось

…Песчинкой в вечности затеряться,
Навеки сгинуть в речной тиши
Со всеми тайнами и долгами…
И только волны пойдут кругами,
Как позывные моей души.

Эти сторочки были вызваны реальными переживаниями или надуманными — уже не так важно.
После техникума я был направлен в Ленинградскую область  на строительство ЛАЭС и молодого города Соснового Бора. Все прошлое осталось на родине. Вот тогда я понял, что выражение «солнечная Украина»  не просто набор слов, а реалии, сильно отличающиеся от местных.
Работа мастером на стройке, неплохая для молодого и неженатого  зарплата, относительная независимость в делах и поступках — это уже было не то, что жить на стипендию да посылки от родственников.
В нашем СМУ работал художником-оформителем  молодой, но очень продвинутый по части русской литературы парень. Леня нашел во мне благодарного слушателя и пытливого ученика. Он познакомил меня с поэзией Ахматовой и Цветаевой, Пастернака и Мандельщтама, других интересных поэтов, чьи имена  в те времена не были в широком обиходе.  Леня был для меня как бы компасом и путеводителем в книжном море. И постепенно внушил, что стройка — это не мое, что я должен заниматься литературой. Как бы я хотел хотя бы узнать что-нибудь о его дальнейшей жизни!
Вот кое-что из написанного в тот период.

ОСЕНЬ
Снова осень туманы примерила,
Снова осень, печалью светла,
Журавлям свои песни доверила,
В золотые дожди увела…
Удивила неяркими красками
Да тоской журавлиных ключей,
Одарила щемящими ласками
Подостывших за лето лучей.
Так велось со времен мироздания,
Угасая, в немом забытьи
Мать-природа в момент увядания
Не скупится на ласки свои.

ОСЕННИЙ ПЛЯЖ
Опустевшие пляжи… наверно, едва ль
Их наряды ни в ком не разбудят поэта.
На осенние пляжи ложится печаль,
Словно легкая тень отгоревшего лета.
Мы не раз приходили с тобою сюда,
И, обнявшись, бродили по пляжу часами,
Где туманила взоры морская вода
С растворенными в синей дали парусами.
А теперь только дюны да мокрый песок,
Да щемящая грусть по ушедшему лету,
Да пылающий остров — прибрежный лесок,
Как укор вездесущему серому цвету.
Этот сладкий — и грустный, и радостный миг,
Когда мир и природа прощаются с летом,
Когда ты словно редкую тайну постиг —
Ощутить, как душа наполняется светом.

Через пару лет работы на стройке я понял, что это действительно не мое. Люди хоть кирпичи кладут или панели монтируют, а ты стоишь и даешь ценные указания. А время как бы проходит мимо тебя. Конечно, и такая работа нужна и важна. Но, как говорится, каждому свое. И я оставил заочную учебу в ЛИСИ и стал готовиться к поступлению на факультет журналистики. Решил, что это оптимальный плацдарм для дальнейшего покорения карьерных вершин.
Но для этого необходимо было представить несколько печатных работ. И я написал парочку стихотворений на местную тематику, которые опубликовал позже в районной газете «Балтийский луч».

КОПОРСКАЯ КРЕПОСТЬ
Направив башни в небосвод, 
На мир бойницами взирая, 
В селе Копорье  восстает, 
Твердыня северного края. 

Спешили рыцари сюда

И прочих  шумные оравы.

Она по-прежнему горда

Своей осыпавшейся славой.

Под стук копыт и звон подков 
Ковало время перемены.
Хранят автографы веков
Полуразрушенные стены…

У стен сходились рать на рать, 
И к ним слетались стаи птичьи.
Но навевает благодать
Тех стен спокойное величье.

Это о Копорской крепости после посещения этого величавого архитектурного ансамбля древних веков. До этого я ничего подобного не видел и был по-настоящему впечатлен увиденным. Конечно, те юношеские стихи были подработаны в более зрелые годы.

…Он встанет, песнями звучащий,
На радость всем, на радость нам,
А мы пойдем в лесные чащи
Навстречу новым городам.

А это о городе Сосновый Бор и его строителях.
Помню, один солдатик-стройбатовец, работавший на  подведомственном мне объекте, полдня ходил за мной, заглядывая в рот. Все никак не мог понять, как это его мастер Володя сподобился на что-то такое, что никак не вязалось с его представлениями о моей личности.
А вот душераздирающий стишок  о любви. 

Я не скандалил в шаге от беды,
Не бил ногой в захлопнутые двери.
И время замело мои следы,
Глубокие от тяжести потери.
Но как забыть, что где то за версту
Живет она, и все начать сначала.
Оставлю одинокою мечту
До лучших дней, как лодку у причала.
Я бы от всех, бессилие кляня,
Закрыл бы душу наглухо на ставни.
Да теплота от прежнего огня
Еще струится в памяти недавней.

Потом были потрясающие годы учебы на дневном отделении в ЛГУ. Годы, без которых я не считал бы свою жизнь полноценной. Может, не все удалось, как думалось и хотелось, но жизнь не переиграешь начисто. А тогда все было впереди, были планы, были надежды, были «умные» разговоры обо всем. Я жил в общежитии, где шесть этажей занимали филологи и два журналисты. Случалось так, что обедать приходилось в одной комнате, ужинать в другой, а завтракать в третьей. Но ничего такого сильно непристойного, по крайней мере за собой, я не припомню.

С первого курса я занимался в ЛИТО, которое вел известный ленинградский поэт Глеб Горбовский. Время от времени обсуждали чье-то творчество. Однажды очередь дошла и до меня. И так уж случилось, что люди, благосклонно относившиеся к моим стихам, отсутствовали. Зато пришел какой-то тип, которого прежде никогда я там не видел. Он возмущенно заявил , что раньше, мол в университете обсуждали того-то и того-то. А тут какой-то Великодный. Позже Горбовский заявил, что, «может что-то здесь и не так, но у этого парня душа поэта». Но это положения не исправило. Удар по моему самолюбию нанесен был такой, что у меня все следующие месяцы только при одной мысли о стихах сводило челюсти.

Со второго семестра у нас начались занятия по информационным жанрам. И неожиданно для себя я увлекся журналистикой. На второй курс я уже пришел не столько в роли «поэта», сколько журналиста.
Конечно, сказать, что поэзия ушла в прошлое, я не могу. Я по- прежнему, читал стихи хороших поэтов, помню, безумно обрадовался, когда удалось достать томик Рубцова, он стал одним из самых любимых моих поэтов. Но чтобы самому писать — ни-ни…

Все же иногда не выдерживал линию. Но теперь уже мои строчки были не грустными, а озорными и нахальными. Тянуло на хулиганство. Мой хороший приятель Саша Некрасов, писавший стихи на языке коми-народа, как-то попросил перевести одно из своих творений о любви на русский. Вот что получилось:

Невозмутимый, как стена,
Упрямо я иду по жизни.
Но все ж душа тоской полна,
Ну прямо хоть возьми и выжми.
И даже женщин и вино
С недавних пор я ненавижу.
Все потому, что так давно
Тебя, любимая, не вижу.

Кажется, Саша обиделся на меня за такой перевод. Не понял юмора.
В другой раз подставили уже меня. Однокурсник попросил  что-нибудь рифмованное для факультетской стенгазеты. Я дал, под рубрикой «Почти серьезные стихи». Вскоре я увидел свои стихи в стенгазете, но без всякой рубрики:

Тебя в толпе глазами я ищу,
А ты в который раз проходишь мимо,
Стремительная и неумолима.
Но все на свете я тебе прощу,
Когда коснется взгляда моего
Твой хладный взгляд, рассеянно блуждая.
И я стою, от счастья замирая,
Не видя и не слыша ничего.
Но кто подскажет, кто мне даст совет,
Ведь от любви еще лекарства нет,
Не получить мне нужного совета.
В надежде робкой рухнуть на кровать,
И вновь любить, терзаться, ревновать
И молча ждать, не требуя ответа.

Как говорится, получил по полной. 

АРМЕЙСКОЕ

Вот и судный наш день настал

Расставанья с перловой кашей.

Вы со мной, строевой устав

И родная казарма наша.

Пролетели как дивный сон

Золотые недели эти.

Алюминьевых мисок звон

Мне милее всего на свете.

Здесь я сущность познал свою,

 О былое мое, воскресни!

Как любил я ходить в строю,

Распевая лихие песни.

Но срифмуй я хоть тыщу слов –

Эти дни не вернутся снова.

Был у нас старшина Петров,

Мы птенцы старшины Петрова.

Вот уж есть вспоминать о ком,

Сколько песен ему мы спели!

Он нас в баню водил гуськом

И учил заправлять постели.

Он в казарму входил, как Бог —

Так являются власть и сила!

И от блеска его сапог,

Как от солнца, глаза слепило.

Наш герой позабытых снов,

Ты был строг, хоть не был педантом.

Будь здоров, старшина Петров,

Шлют привет тебе лейтенанты.

 

Однажды меня попросили подготовить сценарий для юбиляра, точнее, юбилярши. Я подобрал фотографии, отражающие жизненные вехи, музыкальное сопровождение, все это надлежащим образом оформил. Среди фотографий я обнаружил листок бумаги с рукописными строчками. Это было признание в любви в форме стихотворения, написанного каким-то поклонником данной особы.
И, как говорится, Остапа понесло. Да простит меня автор этих строчек, что я опошлил его искренние чувства, хотя и старался держаться близко к оригиналу. В результате получилось вот такая вариация на тему:

Я хочу жары, чтоб лету быть!
Стать хочу уверенней, смелей!
Жить хочу, любимым быть, любить,
И, чтоб, по возможности, скорей!
 Глядя на овал твоих волос,
На твое безумное «каре»,
Горько задаю себе вопрос:
«Почему живу в такой дыре?»
 Губы, грудь – целую их не я,
Жалит обручальное кольцо…
Почему ты, Надя, не моя?
Обречен я видеть лишь лицо…
Я хочу, чтоб, Надя, знала ты,
Есть мужчина, кто всегда готов
Все понять: тебя, твои мечты,
И любить тебя без лишних слов.
Пусть к чернилам тянется рука –
Написал стихи – напрасен труд.
Пусть в глазах пожар, в душе — тоска.
Здесь меня не любят и не ждут.
Все переживу – ведь не впервой,
Кровоточит рана на груди.
Я тебе не свой, хоть плачь, хоть вой.
И, как тень, надежда впереди.
Для меня ты свет в моем окне,
День и ночь тебя боготворю.
Если только улыбнешься мне —
И за то тебя благодарю.
Пусть моим страданьям нет числа,
И в моей душе камней не счесть.
Я скажу: моей ты не была,
Но, скажу, спасибо, что ты есть!

Еще хотелось бы сказать о стихах, написанных  с интервалом где-то в 20 лет. В итоге получился своеобразный триптих .

                          I
Проходит молодость моя,
Подумаешь — куда все делось.
Проходит молодость моя,
Не так проходит, как хотелось.
Но удалось, как повелось.
Мечты, как лодки, разметало.
Какой-то песни не нашлось,
Какой-то дружбы не хватало.
Но то, что память изберет,
В ее отсеках сохранится.
Иду, не жалуясь, вперед,
В чужие вглядываясь лица.
К счастливым злости не таю
И легких троп не выбираю.
Я жизнь нескладную мою
В своих стихах переиграю.
                      II
Ну вот и молодость прошла…
Взмахнули в небо два крыла,
Два глаза вслед ей поглядели —
Кому до нас какое дело?
И жизнь, как поезд под откос —
Кругом вагоны, вкривь и вкось.
Так наши души разметало…
И слов, и голоса хватало,
Да только песни не нашлось.
                     III
Ну вот, дружок, и жизнь прошла.
То ли была, то ль не была.
В земном пути, что был так зыбок,
Так много сделано ошибок,
Так много пройдено дорог…
А вот и осень на порог.
Пусть голос наш звучал местами,
Но в том мы виноваты сами,
Что не сплелось и не сбылось,
Что песни так и не нашлось.

А это стихи более зрелого периода.

НА РОДИНЕ

Как нежна, как полна удивительных знаков
Эта летняя ночь на родной стороне…
За околицу! В степь! Где цветение злаков
Разлило аромат по ночной тишине.

Там, где раньше была полевая криница,
Я прилег на траву, стебельками шурша.
Где-то рядом вспорхнула испуганно птица,
Словно чья-то заблудшая в мире душа.

Надо мной распласталось бездонное небо
Украинское небо с искринками звезд,
И уже не понять: это быль или небыль,
Или в душу по шляпку вколоченный гвоздь.

А когда над землей, в этом храме Вселенной
Словно свечи, планеты  зажгутся в ночи,
Заискрится душа и замрет сокровенно,
В лабиринте зеркал отразив их лучи.

О,  бескрайнее небо, созвездий интрига,
Я невольно очнулся от мыслей, когда,
Воспылав озареньем последнего мига,
Из космической бездны скатилась звезда.

Этот дерзкий полет оборвавшейся жизни

Как прощальный салют на краю бытия,

Ярко вспыхнул в ночи над полями Отчизны,

 

В обозначенный срок я уехал оттуда,
Где провел каждый день, словно в сказочном сне,
Но с собой увез воплощение чуда —
Эту летнюю ночь на родной стороне.

НЕЗНАКОМКЕ
Я очарован Вашей красотой,
Она, как песня на тропе унылой,
Звучит и с каждой пройденной верстой
Влечет и будоражит с новой силой.

Я шел, мосты сжигая за собой, 
Неся свой крест и мысль, что люди – братья.
Я видел в небе проблеск голубой,
А ночью в бездну падали объятья.
Осенние печальные дожди
И дальних звезд мерцающая стужа
Вели и торопили, мол, иди
К той женщине, кем ты обезоружен.
И я под шепот сладких тех  речей,
Сомненья сняв, как лишнюю одежду,
Бросаю вызов той, чей свет очей
Мне подарил хрустальную надежду.

ПОСВЯЩЕНИЕ СВЕТЛАНЕ
В оно время до весны,
По веленью плана,
Вышла на тропу войны 
Лыжница Светлана.
Вот, подставив ветру грудь, 
После снегопада
Чертит Света верный суть
На дорожках сада.
Ходят палки ходуном,
Скорость нарастает.
В сердце пламенно-хмельном
Дух борьбы витает.
Так свершается разбег
Той большой программы,
Пусть вовек не тает снег —
Тают килограммы.

ВЕЧЕР ТАНЦЕВ
В полутемном этом зале
Среди   праздной  суеты
Страсти жмут на все педали
И рождаются мечты.
Вот партнер, мечтой согретый,
В ухо дышит горячо,
А она лучится  светом…
К танцам, а к чему еще?
Вдруг заметишь  проблеск  бала:
В танго  парочка прошла.
И парят над буйством  зала
Наши души и тела.
В полутемном этом зале
Среди  праздной  суеты
Нас зовут хмельные дали,
Где сбываются мечты.

ТАЙНА

Теперь мы повязаны тайной,

Что странно спустилась с небес.

Тот дерзкий поступок случайный

Умножил былой интерес.

Пусть был тот порыв легковесным,

С того неслучайного дня

Еще не рожденная песня

Все громче волнует меня.

 

БАТЬКІВЩИНІ
Я не ніс на Голготу хреста,
Не штовхав конвоїр мене в спину,
Я тебе добровільно покинув,
Бо затьмарила зір сліпота.
Під промінням чужої краси
Я шукав і натхнення, і втіху.
Так життя із завзяттям коси
Все зрізало за віхою віху.
Скаже хтось: тобі скаржитись годі,
В решті решт, ти такий не один.
Є  і світло, й достаток в господі,
Де зростають і донька, і син.
Все то так. Та відлуння нові
Все частіше розрізують тишу.
І гарячі вітри степові
Мою душу, як віти, колишуть.
……………………………………………….
З кожним днем все густіш сивина,
Наче сніг, осідає на скронях,
Не знайшов золотого руна,
Заробив мозолі на долонях. 
Випив я свою долю до дна,
Чи ще й зараз продовжую пити?
Краю мій, є моя в тім вина
Що на відстані мушу любити
Простір твій, твої зорі рясні,
Твої ранки і ночі духмяні?
Що без тебе пройшли мої дні
І розтанули в сизім тумані…

НА СОРОКОВИНИ В. ІВАЩЕНКА 
Частіше дощ і рідше просинь, 
Давно замовкли солов’ї, 
Коронавірусная осінь 
Диктує правила свої. 
Стріляє ворог наудачу, 
Що зачаївся в гущині, 
Просту вирішує задачу: 
Чи далі жить тобі, чи ні. 
Той хрест сльозами вже омито, 
По щирості — не напоказ. 
Коронавіруснеє літо 
Забрало кращого із нас. 
Важка й непоправима втрата, 
Що не приснилось би й ві сні, 
Вітчизни вірного солдата, 
Що звав вперед її синів. 
Загоять з часом наші рани, 
Буття не схлине течія. 
Та в небесах людської шани 
Твоє зоріє вже ім’я.

ОДА СОНЦЮ

Для мене сонце як наркотик,

І як знайти на це слова,

Як сяйва сонячного дотик

І тіло, й душу зігріва.

Я ріс під думу тополину

При полину і солов’ях,

І вираз «сонячна Вкраїна»

Я оцінив лиш в цих краях.

Там, біля рідного віконця,

Повитий мріями юнак,

Приймав я пестощі від сонця

Як повсякдення вірний знак.

З тих весен літ пройшло немало…

Хоч кров повільно не текла,

Мені завжди не доставало

Того, вкраїнськото, тепла.

Того розніженого сонця

Що щедро жар свій роздає,

Що світить і в чуже віконце,

Але своє таки своє.

І хай небесне те світило

І тут таке, як і у нас,

Якась мене штовхає сила

Підставить спину зайвий раз.

Знать, актуальні і донині

Оті Тарасові слова…

Хоч світить сонце на чужині,

Але не надто зігріва.

 

Ну, а теперь о стихах на злобу дня.

ПОДРАЖАНИЕ МАНДЕЛЬШТАМУ
Мы живем на уснувшем вулкане, в стране
Где свободы, и совесть, и честь не в цене,
Где сказать слово правды боятся.
Только в Думе резвятся паяцы.
Все твердят нам фальшивые наши вожди
Об успехах, которые ждут впереди.
О величье и будущей славе…
И бросают нам кость для забавы.
Что нас ждет в самом деле — в дыму и огне
Унесет нас к Великой Китайской стене?
Нет, не тройка — наш крест, а салазки,
И смеются лукавые глазки.
Чтоб закончилось мутное время во лжи,
Ты народ, свое веское слово скажи.
Или нам не назначено время
Вставить ногу в истории стремя?

НА БАЛУ У САТАНЫ
На балу у Сатаны 
В  ночь, когда уж спят в России
Судьбы мира и войны
Собрались решать витии.

Вот Михеев, балабол

С упоеньем психопата,

В меру крут и в меру зол,

Мечет стрелы в супостата.

Вот грозится  Куликов,

Словом гвозди в пол вбивая.

Сатановский, Худяков
И  Ирина  Яровая…
Блудный пасынок армян,
Возомнив себя мессией,
Резво скачет Кургинян,
Штатный шут всея России.
Не скучал чтоб местный люд,
На глумленье и расправу
Пусть своих агентов шлют
Киев, Прага и Варшава.
Помни, русич, всякий раз,
Хоть ложась, хоть встав с кровати.
Что светлее, чем у нас,
Нету в мире благодати.
Бди, великая  страна,
У тебя все больше веса.
Ты в любые времена
Вечный двигатель прогресса.
Так почти что каждый день,
Опупев, мы слышим снова
Как наводят на плетень
Тень в программе Соловьева

Записные холуи

Обнуленного владыки.

Кто бы выставил буи

Развеселой этой клике.

Им бы в глотку их слова…

Хоть зверею, но гляжу я, 

Как крученая братва

Учит жить страну большую.
Дайте силы, небеса,
Не стошнит — уже победа,
Прожевать те три часа
Хамства, мерзости и бреда.

 

ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ
Страна в плену у негодяев —
Такие нынче времена.
Устами своры краснобаев
Безбожно врет моя страна.
Братва без совести, без чести,
Как муть, восставшая со дна, 
Здесь не стыдятся грубой лести
И правды топчут семена.
Им мало Крыма и Донбасса
Забава новая — ИГИЛ.
Страна  героев новых квасит
В свинцовой тяжести могил.

Им не впервой мочить в сортире,

Здесь ни добавить, ни отнять:
Не верь, что дважды два четыре —
Коль там решили, будет пять.

Маразм крепчает год от году

Под прессом царственной ноги.
Смогли ведь множеству народа 
Прочистить души и мозги.
Но это телевоспитанье
Не всех подвинуло к тому,
Чтоб их фальшивое камланье
Прильнуло к сердцу и уму.
И пусть витийствуют в экстазе,
Пусть сроки те и не близки,

Я верю: вылезут из грязи
Российской доблести ростки.

 

ПОДРАЖАНИЕ МАНДЕЛЬШТАМУ

(2-й вариант)

Мы живем на уснувшем вулкане, в стране,

Где свободы, и совесть, и честь не в цене,    

Где сказать слово правды боятся,

А в эфирах резвятся паяцы,

Что  поют, как стараются наши вожди

Об  успехах, которые ждут впереди,

И от самой верховной иконы

Донесут нам привет мудозвоны.

Кто сказал, что к стране прикоснулась беда,

Кто сказал, что мы вовсе идем не туда?

И, чтоб не было больше сомнений,

Растолкует  нам сказочный гений.

Застоялось позорное время во лжи,

Где поют соловьями блатные пажи.

Засоряя нам уши пометом

И мозги записным идиотам.

И пока нас еще не накрыла волна,

Не позволить  бы нам поглумиться сполна

Этой своре презренного сброда

Над терпеньем и ленью  народа.

Пусть в зловонном болоте  своей блевоты

Захлебнутся  продажные эти хлысты,

Чтоб  избавилась наша Отчизна

И от псов, и от сук путинизма.

 

ХХХ

Для нас давно уже не диво,

Что нечисть, всплывшая со дна

Имеет массы в хвост и в гриву,

А слову правды грош цена.

Враньем, ужимками и хамством

Кишит родной телеэкран,

Пуская в сонное пространство

Досужих домыслов фонтан.

Но, как ни тужатся, на деле

Сюжет сей видится вполне:

Стремимся в чуждые пределы,

По шею плавая в говне.

 

На злобу дня

Мы живем в ожидании срока,

Чтоб закончились мутные дни,

И на смену  тревогам и склокам

Промелькнули в просвете огни.

А пока под кривлянья и враки

Здравый смысл разбивается  вдрызг

И грядущей предчувствием драки —

Мудозвоньего племени визг.

Вновь интриги плетет Сатана,

Гуще смрад удушающей гари,

И в воинственном бьется угаре

Потерявшая совесть страна.

МОИ ПЕРЕВОДЫ

ЛІНА КОСТЕНКО

І жах, і кров, і смерть, і відчай,

І клекіт хижої орди.

Маленький сірий чоловічок

Накоїв чорної біди.

Це звір огидної породи,

Лох-Несс холодної Неви.

Куди ж ви дивитесь народи?!

Сьогодні ми, а завтра ви.

 

***

Нам груз тяжелый лег на плечи,

Как знать, откуда ждать беду…

Невзрачный мелкий человечек

Послал к нам хищную орду.

Он диво сумрачной природы,

Лох-Несс из мутных вод Невы.

На что надеетесь, народы?

Сегодня мы, а завтра — вы.

 

***

Ой чого ж ти, мамо, посивіла рано
А була ж у тебе золота коса.
Це тому мій сину що життя з полином
Бог у мою косу зачесав.

 

Ой чому ж ти мамо пісню не співаєш,
Чом скрипаль для тебе вже мовчить.
Це тому мій сину що нема родини,
Лиш сова самотньо закричить

Знов віконце мами кутають тумани
І не видно стежки до воріт.
Вже не йдуть до хати маму привітати
Діти і онуки стільки літ

Доля нещаслива, голівоньку сиву
До кого на старість прихилить.
Відцвіла як вишня, стала дітям лишня
Ой як моє серденько болить.

Ой чого ж ти, мамо, посивіла рано,
А була ж у тебе золота коса.
Це тому мій сину, що життя з полином
Бог у мою косу зачесав.

(Микола Янченко)
 
 

 

***

Почему ты, мама, поседела рано,

А была ж такая русая коса.

Это так, сынок мой, но всю жизнь с полынью

В волосы Господь мне зачесал.

 

Почему ты, мама, не поешь, как прежде, 

И твои умолкли скрипачи.

Потому, сынок мой, что родных нет рядом,

Лишь сова за окнами кричит.

 

Вновь в окошко мамы просятся туманы,

Спрятали тропинку у ворот.

А в ее светлице холодно и пусто,

И никто с приветом не придет. 

 

Ой, судьба-судьбина, голову седую

Не к кому на старость преклонить.

Отцвела, как вишня, детям стала лишней,

Ох, как сердце матери болит. 

 

Почему ты, мама, поседела рано,

А была ж такая русая коса.

Это так, сынок мой, но всю жизнь с полынью

В волосы Господь мне зачесал.

 

Яндекс.Метрика